***
Гриша решил не грешить.
Заповеди блюдет.
И, почти, хорошист,
лишь с «не убий» - цейтнот.
Горе Григория морщит:
он ведь бычков бойщик.
***
григорий был примерным мужем
он мусор выносил без брани
и уминал с борщом пампушки
с котеем/сидя на диване
любил потягивать коньяк
пусть и серийный был
маньяк
***
сли тебя мама Гришей назвала,
Значит Фортуна тебя обласкала,
Значит свое обессмертишь ты имя,
Если сумеешь вцепиться ей в вымя,
Челюсти стиснув хваткой бульдога…
В мире обласканных ею немного,
Из легионов имен – единицы,
Но на истории нашей страницах
К славе отчизны, врагам всем на горе
Золотом вписано имя: Григорий.
***
Что ни Григорий, то – Победоносец,
Иль, в крайнем случае, хоть - броненосец,:
Как не посмотришь, если уж Гришка,
Так - человечище, а не людишка.
***
Вот хоть Орлов – славной Чесмы герой
И фаворит Катерины второй,
Незаменимый, казалось бы, в деле –
Ратном труде и с царицей в постели –
Имя прославил свое на века.
Правда, в итоге свалял дурака,
Даже не сразу поняв – почему:
Ведь почивать было б лучше ему
Меньше на лаврах, фрейлинах-девицах,
Больше бы – с матушкой-императрицей.
***
Вот и замена сыскалася вскоре
Гришке Орлову – Потемкин Григорий.
Симптоматично, как говорится,
Правда, есть повод и удивиться:
Ворону – ворон не выклюет глаз,
Но – жертва ревности – он как-то раз
Братьям Орловым под руку попался,
Был тяжко бит и без глаза остался.
***
Как же обходятся дорого все же
Прелестей жар и щедроты, пусть, может,
И августейшей, но все-таки б… ди!
Только сомнительных радостей ради
Так непомерно приходится нам
Позже платить по любви векселям.
Наш же Гришаня, в живых чуть оставшись
И от побоев едва оклемавшись,
Ныне уж как государственный муж
С истовым рвением взялся за гуж.
***
Да на просторах прекрасной Тавриды
Туркам показывать начал он виды:
В гриву и хвост лупцевал бусурманов
В честном бою, грудь к груди, без обманов.
(Стоило, право, ему так стараться
Для татарвы и хохлов, может статься)
Чести державной, скажу вам, однако,
Не посрамил одноглазый вояка.
***
А ведь еще был Григорий Распутин!
Он был прожорлив слегка и распутен,
Дел в государстве и судеб вершитель,
Аликс Романовой друг-утешитель,
Сильно селедку с мадерой любил
И, как монтажник на вахте, он пил.
***
Кто любит кильку, кто любит селедку,
Кто одобряет мадеру, кто – водку,
Брат-славянин презанятнейший скот:
Кто из нас, грешных, ни капли не пьет?
Только, наверно, людына, которая
Либо подлюка, а бо, може, хворая.
***
Цыть и нишкни вы, ханжи, фарисеи!
Главное, что в необъятной Расеи
Не было мужа достойней его.
Только, бывало, царица… того –
Малость по-бабьи слегка занедужит,
Кто ей болезной, страдающей нужен?
Царь отбыл в ставку и хоть с Могилева
Нонче письмишко прислал утром снова,
Тяжко ей бедной, лежит, аж дрожит.
Но во спасенье к ней Гришка спешит…
***
Только один он ее понимает!
И… утешитель из брюк вынимает,
Что не подвел еще Гриню ни разу,
Что помогает от порчи и сглазу,
Стойкой бессонницы, неврастении,
Лютой чесотки и истерии.
Нету народного средства чудесней
Сей панацеи от дамских болезней!
***
Но мне на это занудный читатель
Может ехидно заметить: “А, кстати,
Если бы все было так, в самом деле,
Наши бы жены совсем не болели!”
Что же, глупцу я отвечу устало:
“Много болящих, да лекарей мало!”
***
Этот же – даже гипнозом владея
И о здоровье царицы радея,
Только утробно промолвит ей: “Спа-а-ать!”
Глядь - суетясь, она стелет кровать.
Только, бывало, чуть бровью он двинет,
Как уж бедняжка и ножки раскинет.
Фору мог дать он любым докторам!
(Что от души я желаю и вам!)
***
Это при том, что поверите ль – нет,
Набожным был он, как анахорет,
И даже лик его благостный к старости
Стал не от жира светиться – от святости.
В бозе святым наш Григорий почил,
Ведь за вечерей отравлен он был.
***
В яркой плеяде Григориев русских
Есть блеск так сама и звезд белорусских.
Но, как всегда, средь элитного стада
Все ж затесалась – такая досада! –
Как-то поганая дюже овца:
Большего мир не видал наглеца!
Прыщ перезревший на щечке девицы,
Жирная клякса на чистой странице,
Трутень в пчелиной рабочей семье,
Гвоздь, притаившийся в гладкой скамье,
Чирей похабный на попке прекрасной,
Послеобеденный пшик громогласный,
Сине-зеленая муха на розе,
Злостный кулак в захудалом колхозе,
Чистых кровей горделивый бульбаш –
Кундеров Гришка – свет-солнышко наш.
***
Есть, право слово, ему, чем гордиться,
Ведь посчастливилось Гришке родиться
Не в Будапеште – и был бы он венгр,
И не в Найроби - и был бы он негр,
Не в Тель-Авиве – (еврей)ской) столице
(Лучше бы сразу тогда удавиться!)
И не в пустыне – мог быть баобабом
Или занюханным темным арабом,
Иль того хуже – под богом живем! –
Мог в ненавистной Москве – москалем!
Нет, подфартило ж на свет появиться
В веске забитой, глухой – Каменице,
Родной краины, любимой до слез…
***
Здесь он активно питался и рос,
А посему был упитанный мальчик
(Добрый с него получился б кабанчик
Коль парсючком он родился – ведь мог!
Но как сказал уж я – миловал бог.)
Здесь комиссар с голытьбой из комбеда
В двадцать втором раскулачивал деда,
Позже отсель в роковую годину
Батька ушел воевать за Радиму…
Тяпнув сивухи для храбрости чарку,
Здесь юный отрок сграбастал доярку
И, затянув ее на сеновал,
Разом невинность свою потерял.
***
Мамка внушала: ”Рыгорушка, сына,
В школе старайся, учись, дурачина.
Выбьешься в люди и в партию вступишь,
Может ученым, прохфессуром будешь.
Ежли ж дебилом хотишь помереть,
Можешь и дома на печке сидеть!”
***
Но не давались Гришане науки,
Не было большей на свете докуки,
Чем ему в школе за партой сидеть,
Сопли тянуть, да над книжкой корпеть.
В темных нечастых извилинах Гришки -
Негра темней – копошились мыслишки:
“Вот возвращения немцев дождусь
И полицаем на службу наймусь!
Буду по веске ходить с портупеей
И с ахтоматом блескучим на шее
И – чтоб мне сдохнуть, ежели вру! –
Первой гранатой шарагу взорву.
***
Будут все девки мне в ноженьки кланяться
И говорить: ”Доброй, Гришенька, раницы!”
Я даже буду им всем позволять
Ручки при встрече мои целовать.
Тем же, которые будут пытаться
Не поздоровкавшись мимо прокрасться,
Я, передернув затвором, позволю
Дать своим тайным фантазиям волю:
Пусть уж целуют мне – что захотят…”
*
**
***
**
*
ГРИГОРИАДА
цикл рассказов про маленького Гришу

Маленькому Грише почти 5 лет. Он умеет читать и писать (правда, только печатными буквами), поэтому пишет короткую фантастику и рисует проект подводного города, где люди будут сотрудничать с осьминогами, которые, в этом Гриша уверен, "такая же цивилизация, как мы". В общем, серьёзный человек. Некоторые истории из его жизни.

***

На остановке маленький Гриша, шевеля губами и шмыгая носом, долго рассматривал большой рекламный плакат "Афон. Образы святой земли" ("АФОН" написано очень крупно). Наконец он громко заявил:
- А-фон... Неправильно написано. Надо - Ай-фон.

***

Бабушка читала маленькому Грише сказку на ночь.
- Сивка-Бурка, вещая каурка, встань передо мной, как лист перед травой!
- А как это? - удивился маленький Гриша.
- Ну... - на секунду замялась бабушка, - Это значит - вдруг, сейчас. Тотчас же. Исполняй всё, что ни прикажу.
- А почему лист перед травой?
Теперь бабушка замялась уже надолго:
- Нууу... Так говорят... Говорили так в старину... Кто ж его знает...
- Нет, - резюмировал маленький Гриша. - Сейчас надо так: "Встань передо мной, как лифт перед толпой".

***

- Пап, а ты тоже был маленький, как я? - спросил маленький Гриша за обедом.
- Конечно, - кивнул папа, жуя котлету.
- Жалко, что мы с тобой тогда не встретились. Я бы тебе сказал...
Папа на какое-то время задумался и вдруг поперхнулся котлетой.

***

Прошлой зимой маленький Гриша гулял с бабушкой по району, и они зашли в небольшую церковь возле парка.
Внутри было полумрачно и таинственно, горели свечи, пахло чем-то непонятным и душным, но не противным (примерно как из вентиляции у метро). Маленького Гришу окружали надписи на странном языке, которые он, как ни силился, прочесть не мог, хотя многие буквы ему были знакомы. Внушительных габаритов священник в золоченой ризе служил службу.
- А мы с бабулей в церковке были! - сообщил маленький Гриша маме за ужином.
- Да?! - удивилась мама и мельком посмотрела на бабушку. - И что же ты там видел?
Маленький Гриша задумался на несколько секунд, а потом тихо и как-то обреченно произнёс:
- Царя...

***

Почти целое лето маленький Гриша провел у бабушки в деревне.
Местный электрик долго копался в неисправном щитке на веранде, пока наконец не сказал, что нет какого-то предохранителя и он придёт завтра, после того, как вернётся из райцентра.
- Ну, теперь жди его до морковкина заговения! - вздохнула бабушка, когда электрик ушел.
Маленький Гриша, завтракавший овощным салатом тут же на веранде, удивился:
- А как это - морковкино заговнение?
- Заговение, Гришенька! Это значит... ну, словом, очень долго чего-то ждать. Морковку-то ведь есть всегда можно.
- Морковка никогда не заговняется? - радостно догадался маленький Гриша.
Бабушка всплеснула руками. Дедушка засмеялся.
А маленький Гриша, брезгливо поморщась, отодвинул вилкой на дальний край тарелки большой капустный лист.

***

Бабушка нашла дедушкину заначку и, особо не церемонясь, вылила её в раковину. Потом открыла кастрюлю, понюхала любимый гришин вишневый компот, подумала, махнула рукой и тоже вылила.
- Новый сварю, Гришенька. Этот пропал.
"Заговнился" - понял маленький Гриша.
Днём они пошли с дедушкой гулять. Конечно же, их путь пролегал мимо местного дереянного магазинчика с синей вывеской "Продукты".
- Ой, а мальчик-то - вылитый дедушка! - радостно воскликнула толстая продавщица за прилавком.
"Откуда догадалась-то, что у дедушки вылили?" - нахмурился маленький Гриша.
Дедушка купил чекушку себе, а маленькому Грише - пакет вишневого сока с трубочкой.
- Кто это там идёт?! - послышался голос бабушки, когда они, нагулявшись, позвонили в звонок у калитки.
- Выпитый дедушка! - радостно сообщил маленький Гриша. - И выпитый Гриша!

***

Приехал дядя Сережа, папин брат.
- Ну, брат, а до ста считать умеешь?
- Он и до тысячи умеет, - скромно ответила мама.
- Ух ты! А обратно можешь?
Маленький Гриша недоверчиво посмотрел на всех.
- Ну, наоборот считай, - подсказала бабушка. - Десять, девять, восемь...
- А! - догадался Гриша. - А со скольких?
- А со скольких умеешь? - подхватил дядя.
- С семьдесят! - закричал Гриша.
- Давай!!
- Шиисят девять... шиисят восемь...
Мама суетилась у плиты. К концу Гриша стал выкрикивать особенно звонко:
- Пять! Четыре! Три! Два! Один! Двадцать! Девятнадцать..
Общее замешательство.
- Постой, какие двадцать? - удивился дядя Сережа. - Потом ведь ноль и всё.
- Это красные цифры! А потом зелёные идут! - закричал Гриша.
Все замерли.
- У нас так светофор у дома показывает!
***
КОНЕЦХУЛЕ.